Из всех исторических эпох наиболее уютной, комфортной и приспособленной для жизни многие считают середину и финал XIX века. Всё тогда было на уровне, в том числе и медицина. Подтверждением тому – строгий аккуратный доктор Ватсон. Белый воротничок, невозмутимость, диплом врача – весь олицетворение надёжности...

Статья из газеты "Лекобоз"

Этим мы не в последнюю очередь обязаны отечественному кинематографу. Камин, рюмочка шерри, спинки удобных кресел, трубочный дым и неспешный разговор, кончающийся знаменитым: «Элементарно, Ватсон». Старая добрая Англия времён Шерлока Холмса.
Картинка заводит нас в серьёзную ловушку. Более пристальное знакомство с первым же произведением холмсианы рисует картину жутковатую.

Тиф и холера

«Меня свалил брюшной тиф – бич наших индийских колоний... Я сошёл на пристань с непоправимо подорванным здоровьем», – говорит о своих первых шагах в Лондоне доктор Ватсон. Ещё бы не подорванным – его товарищ, который, к слову, и свёл доктора с Шерлоком Холмсом, в ужасе от его внешнего вида: «Что вы с собой сделали, Ватсон? Вы высохли, как щепка, и пожелтели, как лимон!»

Автор этих строк – знаменитый писатель Артур Конан Дойл – сам был врачом, и неплохим. В диагностике разбирался блестяще. Однако именно здесь явно дал маху. Больной, перенёсший брюшной тиф, имеет бледный, синюшный цвет лица. В то время как жёлтый – верный признак гепатита. Подцепить который в Афганистане – а ведь именно там воевал доктор Ватсон – как нечего делать.

Другое дело, что гепатит тогда вообще не рассматривали как отдельную болезнь, сваливая все последствия на тиф. Пациентам, впрочем, от этого легче не становилось. Тот же Ватсон, судя по всему, переболел тифом на фоне гепатита. И, исходя из уровня медицины того времени, обречён маяться до конца своих дней.

«– Что вы там едите, Ватсон? Омлет? Какая гадость! Бросайте это и одевайтесь.

– Да? А что случилось?

– Я сегодня богач. Едем в ресторан «Феррари». Будем есть перепелов и пить Шато Роз!»

Этот диалог помнят многие любители приключений Холмса. Равно как и реакцию Ватсона: «Благодарю вас, я сыт». Интонация – смесь презрения и снисходительности.

И поделом. Основным, а тогда и вовсе единственным лечением выздоравливающих от тифа больных являлась довольно строгая диета. Омлет ещё допустим и даже желателен, равно как и пюре из шпината, которое миссис Хадсон подала доктору. А вот жареные перепела и вино смерти подобны.

Иногда кажется, что знаменитые английские омлеты и овощные пюре приобрели популярность как раз по причине катастрофической ситуации с кишечными заболеваниями. И не только в колониях, но и в самом Лондоне. «Два дома на Лористон-Гарденс стоят пустые, и все потому, что хозяин не желает чистить канализационные трубы, хотя, между прочим, последний жилец умер там от брюшного тифа», – типичное замечание холмсианы.

Здесь стоит отдать должное Конан Дойлу как медику. Понять прямую связь между аховым состоянием канализации и эпидемией брюшного тифа на пару с холерой в Англии смогли не сразу и не все. Впервые это обнаружил доктор Джон Сноу в 1854 году, когда за один только день и на одной только улице в Сохо заразились 56 человек. Беглый опрос среди жителей показал, что не заразились лишь явные алкоголики. Зато в зоне риска оказались все те, кто пил воду. По счастливой случайности из всех водоразборных колонок района работала только одна. Когда её наконец-то додумались закрыть, эпидемия сошла на нет. Оказалось, что именно здесь канализация дала течь и фекальные массы попали в питьевую воду. Однако на выяснение обстоятельств ушло две недели. За это время холера унесла 500 жизней.

Лечим-калечим?

Впрочем, ещё неизвестно, кто представлял для человека викторианского времени большую опасность – болезни или лекарства. Даже простое перечисление «самых прогрессивных средств» вызывает странное чувство, воскрешая в памяти дело «врачей-вредителей».

Скажем, самый распространённый и ничего не объясняющий диагноз Викторианской эпохи – нервная лихорадка. Что это такое, не вполне ясно до сих пор. Но по частоте упоминания он обгоняет даже брюшной тиф. Как, например, в очередном рассказе холмсианы «Горбун»: «Сама женщина ничего объяснить не могла. Она находилась в состоянии временного беспамятства, вызванного нервной лихорадкой».
Среди симптомов также называют головную боль, тошноту, слабость, жар и раздражительность. Самые популярные методы лечения – пиявки, пропаривание ног и «общее расслабление организма».

Последнее достигалось весьма оригинально. Считалось, что уникальным средством расслабления является никотин. И всё бы ничего, кабы не способ применения: «Врачу надлежит зажечь трубку или сигару, присоединить её к маленьким ручным кузнечным мехам и аккуратно вводить табачный дым в задний проход пациента. Чтобы избавить пациента от неприятных ощущений, рекомендуется использовать крепкий алкоголь, например джин, в размерах не более одной пинты».

Вообще-то пинта – это больше полулитра. Выдув залпом такой объём джина стандартной крепостью в 47 градусов, можно получить «полное расслабление организма» и без табачных клизм. Тем более что измерять и подбирать правильную дозу никотина приходилось индивидуально, что удавалось не всем и не всегда. Известны случаи, когда больные умирали от переизбытка табачного дыма. Либо от ударной дозы алкоголя, это уж как повезёт.

Особенно любопытно, что эти методы считались действительно передовыми. А некоторые другие – вынужденными, изобретёнными лишь под давлением груза общественных приличий. Или вообще побочными, не имеющими к медицине как таковой очень опосредованного отношения.

Скажи наркотикам «НЕТ!»

Среди первых с большим отрывом лидирует изобретение стетоскопа, а впоследствии и фонендоскопа. Без строжайшей и весьма специфической викторианской морали их появление было бы проблематичным. А так – всё просто. Доктора в подавляющем большинстве мужчины. Согласно статистике, в те времена гораздо чаще болели женщины. Больному же необходимо прежде всего прослушать лёгкие и сердце. В общем, это можно сделать и прижав ухо к грудной клетке. Можно, но нельзя – не велят общественные приличия. В качестве компромиссного устройства как раз и появляется стетоскоп.

О том, что представляли собой побочные средства, можно узнать, открыв очередной рассказ холмсианы – «Знак четырёх»:

«– Что сегодня, – спросил я. – Морфий или кокаин?

– Кокаин, – ответил Холмс. – Семипроцентный. Хотите попробовать?

Он взял с камина пузырёк и вынул из аккуратного сафьянового несессера шприц для инъекций. Нервными длинными белыми пальцами он закрепил в шприце иглу и завернул манжет левого рукава. Несколько времени, но недолго он задумчиво смотрел на свою мускулистую руку, испещренную бесчисленными точками прошлых инъекций...»

Этот диалог, который сейчас того и гляди вымарают из классических рассказов по причине «пропаганды наркотиков», отлично показывает, как и через кого в медицинскую практику внедрялось такое полезное изобретение, как шприц. Удивительное дело, к препаратам на основе опия или кокаина относились, в общем, спокойно и даже доброжелательно. Опий и морфий назначали от бессонницы, от волнений, от перепадов настроения. Причём даже детям. Кокаин входил в микстуры и ингаляции от кашля. А вот шприц многими врачами по какой-то загадочной причине воспринимался неадекватно. Долгое время он и был этакой игрушкой высших классов общества – элегантной штучкой, которую хранят не в сейфе, не в автоклаве, а в несессере, рядом с пилочкой для ногтей и гильотинкой для сигар.

В медицине он применялся редко и только для одной-единственной операции, что прекрасно видно из названия статьи изобретателя шприца, шотландского доктора Александра Вуда: «Новый метод лечения невралгий путём прямого введения опиатов в болевые точки». О том, что шприц можно использовать ещё и для внутривенных уколов, догадались как раз люди вроде Шерлока Холмса: «Возможно, вы правы, Ватсон, и наркотики вредят здоровью. Но зато я открыл, что они удивительно стимулируют умственную деятельность и проясняют сознание».

Писатель, возможно, оставил бы этот пассаж без ответа. Но Конан Дойл был верен ещё и врачебному долгу. И потому – редчайший случай – в продолжении диалога он примеряет на себя личину не Холмса, а Ватсона – недалёкого, но честного армейского доктора:

«– Это губительный процесс, который ведёт к перерождению клеток и в конце концов к слабоумию! Я говорю с вами не только как приятель, но как врач, отвечающий за здоровье своего пациента».

Золотые слова. И то, что сказаны они в эпоху табачных клизм и бессилия перед холерой, мало что меняет.