Русского врача и филантропа с немецкими корнями Фридриха-Иосифа Гааза именовали в России «святым доктором Федором Петровичем».

Будущий медик родился 24 августа 1780 года в Бад-Мюнстерайфеле (земля Северный Рейн-Вестфалия). Учился в университетах Иены, Геттингена и Вены. Среди его учителей были Шеллинг, известные немецкие ученые тех лет. Он отлично владел латынью, греческим, французским. Был врачом, философом, богословом. Химия, ботаника и астрономия тоже входили в его арсенал. Основной специальностью он избрал офтальмологию, но его докторская практика касалась практически всех медицинских проблем. Сейчас бы сказали – «врач широкого профиля».

Блестящая офтальмологическая операция, сделанная Федором Петровичем князю Репнину послужила причиной переселения в Россию. В течение четырех лет (1806-1810) он был по договору домашним врачом у Репниных. А затем началась его успешная самостоятельная деятельность. Он быстро заслужил признание и разбогател. 

Курортология 

Гааз предпринимает путешествие на Кавказ – исследовать флору и целебные минеральные воды Пятигорья. На себе испытывает их качества и воздействие. Перу врача-исследователя принадлежит первое достаточно фундаментальное описание тамошней флоры. А итогом этого путешествия стала книга, посвященная минеральным источникам Предкавказья. Именно доктора Гааза мы должны благодарить за рождение новой отрасли медицины – курортологии. Исследования доктора побудили царское правительство приступить к обустраиванию курортных зон в Кисловодске, Железноводске, Ессентуках. Заслуги Гааза-медика и ученого были скоро отмечены — в феврале 1811 г. его произвели в надворные советники. Но это не мешает ему в 1812 году поступить врачом в действующую российскую армию. Вместе с ней он доходит до Парижа.

1825 год - следующий карьерный виток. Гааз становится главным врачом Москвы. Без устали инспектируя больницы, он скоро убеждается в несправедливом увольнении своего предшественника. Обращается с обстоятельным письмом к генерал-губернатору и отсылает коллеге собственное ежемесячное жалованье.

В это время начинается новый период служения Гааза профессии и больным: свои силы и деньги он начал отдавать неимущим, тем, кто более всего нуждался в помощи, но взять ее им было неоткуда. Больные арестанты и бездомные стали основными пациентами врача. 

Больница для бездомных 

Первая в Москве больница для них была основана на личные сбережения доктора Гааза. Сюда везли с московских улиц всех, кого сбили экипажи, кто замерзал или упал в голодный обморок. И беспризорные дети находили здесь приют. Всех их обогревали и кормили, ободряли и утешали, насколько это было возможным. Федор Петрович всегда сам знакомился с каждым новым насельником его больничного странноприимного дома. Старался выяснить причины, повлекшие за собой столь бедственную ситуацию, назначал терапию.

Выписывая поправившихся пациентов, Гааз и его сотрудники не оставляли своих подопечных и позже: находили деньги на дорогу до дома, если пострадавший был иногородним. Тем, кто был стар и одинок, находили места в приютах. Малолетних сирот пристраивали в зажиточные семьи.

Федор Петрович дотошно подбирал работников. В его епархии попросту отсутствовали равнодушные к общему делу и недобросовестные люди. 

Борьба с варварством и насилием 

Лето 1828 года. Гааза приглашают в «Комитет попечительства о тюрьмах». С присущим ему рвением он берется за дело. И первым делом требует упразднить варварское изобретение — арестантский прут, применявшийся в период этапирования арестантов. Тюремщики оправдывали «нанизывание» на него от 8 до 12 пересыльных лишением их возможности побега. Приспособление было всегда на замке, не давая несчастным даже спать. При соединении этапников смотрители не учитывали ни их возраст, ни здоровье, ни силы. Два-три дня и больше длился переход пересыльних, пристегнутых к «пруту». Самым эффективным «противопобеговым устройством» назвал свое детище создатель прута граф Дибич. У него было много сторонников, ополчившихся на Гааза. 

Однако он неустанно занимался устройством быта пересыльных. В московских тюрьмах, через которые их переправляли, доктор взял под свой контроль создание раздельных туалетов и нар, чтобы люди не спали вповалку. Занялся доктор и кандалами, усовершенствовав их конструкцию. Известна история о его хождении в кандалах вокруг стола. В этот момент к Гаазу нагрянул высокий гость. Федор Петрович просил немного подождать, поскольку ему осталось пройти еще двадцать кругов — доктор испытывал на собственных ногах кандалы «облегченной» конструкции, исследовал, не искалечит ли эта модель ноги людей во время пути в шесть верст. 

К любому осужденному доктор Гааз относился с терпением и внимательностью. Подтверждение — оценка Федором Петровичем причин, по которым его арестанты нарушали закон: «Преступления, кои свершаются разными людьми, бывают от разных причин. И вовсе не всегда от врожденного злодейского нрава — такое даже весьма редко бывает — и не так уж часто из корыстных и иных злых побуждений. Наибольшая часть преступлений свершается от несчастья — от несчастных случайных обстоятельств, при которых дьявол подавляет совесть и разум человека, одержимого гневом, ревностью, местью, обидой, либо от долгого тягостного несчастья, изнуряющего душу человека, преследуемого несправедливостью, унижениями, бедностью; такое изнурение души еще более опасно, чем случайный мгновенный порыв страсти». 

Спешите делать добро! 

Жажда Гааза спасать страждущих была неукротима. Не имело значения ни собственное достоинство, ни самолюбие. Однажды он стоял на коленях перед государем, отказываясь встать, пока не будет изречено помилование старику-раскольнику Денису Королеву. Случаев «коленопреклонения» было немало: молил губернатора, тюремное начальство всех рангов, даже командира конвоя упросил оставить малыша с матерью, не разлучать их. Врач не считал унизительным вымаливать прощение несчастным и больным, находящимся под угрозой смерти. И открыто говорил об этом, подчеркивая, что унизительно вымаливать милости для себя и собственной выгоды, просить людей недобрых спасти свое тело, даже свою жизнь.

Всем, что было у него – едой, одеждой, подарками доктор делился с арестантами. 

Был уникален Гааз и в присущей ему просвещенной веротерпимости. Он, католик, великолепно знал во всех деталях православные каноны. И не скрывал своего мнения о том, что православие и католицизм – сестры. Потому активно участвовал в христианском просвещении подопечных. Не счесть Евангелий и молитвенников, что роздал он отправлявшимся из Москвы этапникам. Писал сам и издавал за свои деньги сотнями книжечки «Азбуки христианского благонравия» и «Призыва к женщинам» — тоже для пересыльных. Им же была затеяна постройка православного храма. Дружен был с православными священниками, подпевал в церковном хоре. 

Однажды Федора Петровича спросили, отчего он не отправляется на родину, ведь там братья по вере и национальности. В ответ он сказал: «Да, я есть немец, но прежде всего я есть христианин. И, значит, для меня «несть эллина, несть иудея...» Почему я живу здесь? Потому что я люблю, очень люблю многих здешних людей, люблю Москву, люблю Россию и потому, что жить здесь — мой долг. Перед всеми несчастными в больницах, в тюрьмах».

Гааза хватало и на любовь животным. Он покупал «вышедших в тираж» лошадей, продававшихся «на мясо», и отпускал на волю доживать век. Потом платил за других «стариков», чтобы и эти не попали на бойню. 

Случилось так, что и самого доктора уложила в кровать тяжелая болезнь. Заключенные обратились к тюремному священнику Орлову с просьбой о молебне «За здравие» доктора. Однако же молебны об иноверцах не предусматривались православным каноном. Лишь митрополит мог разрешить такую службу. И Орлов поспешил к Филарету. Митрополит благословение дал и сам к доктору приехал. 

Почти четверть века деятельный Гааз спешил делать добро: трудился, спасая, вылечивая и просто поддерживая немощных, сирых, бездомных и отчаявшихся. В своей монографии председатель Петербургского тюремного комитета начала 70-х годов XIX века Лебедев, отмечал: Федору Петровичу Россия обязана настоящей революцией в службе исполнения наказаний. Он взрастил на больной тюремной почве ростки преобразований. Часть своих начинаний ему даже удалось довести до конца. И что примечательно, он добился успеха, не принадлежа к власть имущим. Его орудием была лишь сила убеждения. 

Доктор Федор Петрович скончался 16 августа 1853 года. Пятнадцать тысяч человек шли за его гробом. Все обряды оплачивала полиция, поскольку к тому моменту доктор был беден, как церковная мышь. Св. митрополитом Московским Филаретом было дано специальное разрешение, чтобы по католику отслужили панихиды в православных московских храмах.